Когда мы с Мишей учились в шестом классе, к нам привели Стаса. Человеком
он был неадекватным, но вроде как не по своей вине. Страдал он от
какого-то там отклонения типа нарколепсии (когда люди засыпают
неожиданно), только он не засыпал, а залипал. Наглухо причём. То есть
сначала он во что-то втыкал, а потом ни с того, ни с сего стопорился и
пускал слюну. Приходил в себя только после того, как весь класс с криками
'зырьте, ребза, у придурка опять батарейки сели!' начинал отвешивать ему
подзатыльники под затылок и подсрачники под сраку. За глаза его называли
дурачком, но говорить такое в лицо было как-то оскорбительно, поэтому
обозвали Стасика нейтрально - Писюном.
Скоро в школе появилась и писюнова мама, которая почему-то слёту записала
нас с Мишей в писюновские друзья и много чего нам про него поведала.
Оказалось был целый список вещей - типа 'циклично движущихся, блин,
объектов' и 'изображений с яркой цветовой гаммой', - которые Писюну
нежелательно было наблюдать вообще, а то была опасность впасть в
конкретный долговременный ступор или хрен-его-знает-что-еще. Остаток того
учебного дня Миша провёл в тщетных потугах ввести писюна в кому - он ходил
вокруг него кругами, изображая циклично двигающийся объект, а через равные
промежутки времени вертел у того перед рожей цветными карандашами,
изображая яркую цветовую гамму. Периодически пристально смотрел в глаза.
*** там. Писюн не поддавался.
После уроков мы втроём уже стояли в раздевалке. Раздосадованный такими
несрастухами Миша сурово, как б**я товарищ Берия, натягивал на себя свой
любимый чудо-свитер, апогей, блин, пост-модернизма, привезённый из
какого-то Чуркистана. Это сейчас, с высоты, так сказать, своего опыта, я
понимаю, что на этом предмете одежды силами таджикских ткачей, по
совместительству наркоманов и дальтоников, художественными средствами был
изображён героиновый приход, но в ту пору мы были свято уверены, что это
пять зелёных всадников ловят чёрную рыбу в красном поле под палящим
фиолетовым солнцем. Всякий раз, когда Миша надевал эту паранойю,
превращаясь в сплошное красно-фиолетовое пятно, у меня возникало
навязчивое желание обхватив голову руками бежать нах@й прочь с криками
типа 'Нет! Нет! Только не мой мозг, грёбаные пришельцы!'. Стоило Мише
выйти в этом свитере на улицу, как прохожие начинали шарахаться в стороны,
забывая о чём только что думали, маленькие дети принимались плакать, а
молодые барышни - обильно менструировать. У меня лично, как и у некоторых
наших знакомых, свитер вызывал приступы тошноты и головокружения, поэтому
я старался смотреть по возможности в пол. То есть, как вы понимаете, на
блёкло-сером раздевалочном фоне Мишин свитер нехило так выделялся. Да
фигли там, скажу больше - не существует в природе вообще такого фона, на
котором этот е@учий аксессуар не выделялся бы нах. Хотя если вы нароете
где-нибудь летающую тарелку с огромной надписью ЗЕМЛЯНЕ!МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ!
- то можете смело, одев Мишин свитер, встать рядом - такие вещи идеально
дополняют друг друга.
Красное пятно ***кнуло что-то вроде 'счастливо, пацаны' и уплыло в сторону
выхода. Оторвав глаза от пола, я увидел Писюна. У Писюна было такое
хлебало, как будто он всю ночь ловил черную рыбу с зелёными всадниками и
теперь стоял передо мной типа за%бан@ый - с подкашивающимися ногами,
отклянченой губой и тупым взглядом. В тот раз он залип основательно, я его
минут 15 откачивал. Мише сказал сжечь свитер нах.
ДУСЯ
Была у Писюна кошка, звали Дусей. Дуся была нещадно звезданутое животное -
впиливалась с разбегу в стены, промахивалась нафиг мимо миски с молоком
харей в пол, корчила непонятные рожи. Дусей, хстати, она была чисто
формально, поскольку отзывалась и на Дусю, и на Васю с Петей, и на 'пошла
на х%й'. В общем Дуся была не жилец в любом случае - каску у неё снесло
при рождении, и по законам природы она должна была скопытиться к черту ещё
в раннем детстве, когда вместо титьки тыкалась харей маме в сраку - но
тут, блин, в планы естественного отбора вмешался известный гринписовец
Писюн. Дефективную Дусю он нарыл на какой-та помойке и припёр,
естественно, в дом - это по ходу был вообще последний раз, когда Писюн
полноценно держал лохматую бестию в руках, потому как, когда Дуся подросла
и превратилась в трёхцветную лопоухо-косоглазую пофигень, она начала
двигаться и хрен ты её поймаешь. Двигалась Дуся оченно резво - создавалось
впечатление что даже ср@ла на ходу, а если задерживалась в одном месте
больше десяти секунд, значит либо спала, либо отъехала нах. Ну или
задумалась - периодически с ней случались кратковременные приступы
спокойствия: она ни с того, ни с сего замирала, таращила косые банки в
неизвестном направлении и напряжённо ожидала в какое полушарие ё@нет моча
на этот раз - ну и в зависимости от результата через полторы секунды
начинала отчаянно щемиться либо влево, либо вправо, затем обычно
впиливалась жбаном в стену, отскочив, сломя голову фигачила в
противоположную сторону, таранила дверь и, офигев окончательно от такого
обилия препятствий начинала щемиться вверх па шторам. Там, где-нибудь под
потолком вдруг опять замирала с таким хлебалом, типа 'во, бл@: где это
я?..', снова задумывалась, неожиданно пукала, с перепугу въё%ывал@сь
тыквой в багету, падала сракой на подоконник и по новой начинала гонзать
по жилплощади - шерсть дыбом, глаза на выкате, бл@. Мне думается, что
именно так выглядел бы кошачий вариант гибрида Алины Кабаевой и Жанны
Агузаровой. Наблюдая такую фигню, Миша неоднократно говорил Писюну, типа
'Писюн, она у тебя походу слепая ваще:'. 'Да не, не: - успокаивал себя
Писюн - проста ё@нутая.'
Читать продолжение
|